— Хватай его!
Но Аксютка, налетев на Цепку, неожиданно упал ему под ноги. Разлетевшийся Цепка полетел кубарем вверх ногами. Аксютка направил свой бег к классу, который уже был освещен, потому что начались занятия. Цепка, человек бедовый в сердцах, стал клясться и божиться, что убьет Аксютку. Он поднялся с земли, схватил метлу и отправился к классу, куда скрылся Аксютка.
— Теперь поймает… попался! — говорили служители и разошлись в разные стороны.
Цепка ворвался в класс с страшными ругательствами и помахивая метлою. Аксютка, увидев его, вскочил на первую парту, с первой на вторую и полетел над головами товарищей. Цепка последовал его примеру, и огромный солдат носился с метлою в храме бурсацкой науки… Картина была великолепная… Ученикам стало весело, — такие спектакли приходилось видеть не часто. Из-под ног pазъяренных врагов летели на пол дождем книги, грифельные доски, чернильницы и линейки.
— Го-го-го! — начали бурсаки.
— Ату его! — подхватили другие.
Третьи свистнули.
Кто-то книгой пустил в Цепку. Цепка не обращал внимания на крик, атуканье и рев бурсаков. Он распалился страшно. Двадцать две парты, как клавиши, играли под здоровенными его ступнями. Но вот Аксютка, соскочив на пол, скрылся под партой; Цепка хотел последовать его примеру, но какой-то бурсак дернул его за ногу, и он растянулся среди класса плашмя. Невозможно привести здесь той свирепой брани, которою он осыпал весь класс.
Аксютка, выглядывая из-под парты, говорил ему:
— Цепка, встань да на другой бок.
Цепка бросился к нему; но Аксютка уже из-под другой парты:
— Право, Цепка, дай, — голенища подарю.
Цепка понял, что под партами ему не угоняться за врагом. Он, обозвав бурсаков прокислой кутьей и жеребячьей породой, направился к двери. Его проводили криком, свистом, атуканьем и крепкими остротами.
Покажется странным, каким образом подобный гвалт и рев мог не доходить до начальства. К тому способствовало самое устройство училища. Все здание разделялось па два корпуса — старый и новый. В старом года за три до описываемого нами периода помещалась семинария, а в новом — училище. Семинария потом была переведена в новое здание, училище же осталось в прежнем. В училище из начальства жили только смотритель и инспектор, другие учителя помещались в старом корпусе. Таким образом, училище, по необходимости, управлялось властями, выбранными из учеников же. Кроме того, квартира смотрителя и инспектора была на противоположном конце двора, далеко от классов, так что никакой гвалт и рев не доходили до начальства. Служители составляли, как мы уже имели случай сказать, нечто вроде начальства и, значит, были ненавидимы товариществом, вследствие чего скандалы вроде описанного не доходили до инспектора и смотрителя.
Мало-помалу все успокоилось в классе. Аксютка пробрался в Камчатку. Скоро явился и Сатана (он же и Ipse)…
— Ну что, Сатана?
— Оплетохом!
— Лихо!.. Ну-ка, давай сюда!
Ipse вынул целый хлеб…
— Да ты молодец!., я тебя за это жалую смазью…
Сатана принял смазь и проговорил:
— Аз есмь Ipse!
Аксютка уписывал хлеб с волчьим аппетитом. Но после завтрака он все-таки не успокоился духом. «Черт их побери, — думал Аксютка, — этак когда-нибудь и с голоду умрешь. Уж не закатить ли завтра нуль в нотате? Э, нет, подожду — еще потешусь над Лобовым. А дело все-таки гадко. Но ладно, «бог напитал, никто не видал; а кто и видел, так не обидел», — заключил Аксютка бурсацким присловьем. — Утро вечера мудренее…».
Эх, Аксен Иваныч, — сказал ему Ipse, как бы отвечая его мыслям, — воззри на птицы небесные: они не сеют, не жнут, не собирают в житницы, но отец небесный питает их.
Аминь! — сказал Аксютка и решился продолжать свои проделки с Лобовым.
Еще не утих гомерический хохот бурсы, как вошел в класс лакей инспектора и спросил:
— Где дежурный старшой?
Здесь, — отвечал старшой.
— Тебя инспектор зовет.
Лакей ушел.
Сразу по всем головам прошла одна и та же мысль: верно, Цепка нажаловался инспектору на Аксютку, у которого уже дрожали от предчувствия беды поджилки, но и кроме его, многие струхнули, потому что многие принимали участие в скандале.
Старшой застегнулся на все пуговицы и отправился к инспектору не без внутреннего трепета, потому что в его дежурство случилась эта милая шутка веселых бурсачков. На класс напало уныние. Минуты еле тянулись в ожидании дежурного. Наконец он явился. Его встретило мертвое молчание.
Дежурный окинул взором класс. Все ждали.
— Женихи! — крикнул он.
У всех отлегло от сердца.
— Женихи? — отвечали ему.
Класс наполнился радостным ропотом. Туман с физиономий исчез, по ним пробежала светлая полоса. Все приподняли головы. У всех была одна мысль: «Среди нас есть женихи, значит мы не мальчики, а народ самостоятельный».
Но что сделалось с Камчаткой? Там воодушевленный говор, потому что настал час торжества, час величия Камчатки.
Взоры всех были обращены в эту счастливую страну.
Полно азбуке учиться,
Букварем башку ломать!
Не пора ли нам жениться,
В печку книги побросать?
Шум усиливался.
— Тише! — крикнул цензор.
В классе несколько стихло.
— Кто женихи?
Вышли Васенда, Азинус, Ерра-Кокста, Рябчик.
— И я жених. — С этими словами присоединился к ним Аксютка.
Класс захохотал.
Ipse от восторга вертел хвостом халата.
— Никого больше?
Больше никого не оказалось.
— Женихи к инспектору!.. живо!